Глава вторая.

И, стало быть, от юных дней

Не теснота дворов московских,

А тень садов и ширь полей

Его привычно окружала.

От пристани и до вокзала

Весь город был что сад сплошной.

Бывало он тонул весной

В густейшем запахе акаций,

И зелени ажур сквозной

Цветов скрывался белизной,

И от реки несло прохладцей,

И месяц, молод, но рогат,

Блестел на небе, как агат.

2

На сверхвысоких скоростях...

Ах, видно, так вся жизнь промчится,

В ушах, как ветер, просвистя.

Ты и не жил, ты только начал:

Послали хлеб купить “без сдачи”,

С друзьями в чехарду сыграл,

У деда табаку украл,

В реке без спросу искупался,

Штаны порвались на заду

(В соседском побывал саду),

С девчонкой во дворе подрался,

Разбил хозяйкино стекло,-

Глядишь, и детство протекло.

3

Едва оратор возвестил

О свете мартовских решений

И свору цифр на зал спустил,

Едва лишь новые задачи

Он в этом свете ставить начал,

Едва сморкнулся он в платок,

Едва отпил воды глоток,

Едва лишь красноречья пламень

В нем вдохновение зажгло,

Ан, глядь, и время истекло,

Шумит собрание”Регламент!”

И председатель - дин-дин-дин -

Колотит пробкой о графин.

4

Евгений в школе рвался к книгам

И в чаще книжной заплутал:

Охотился, глотал их мигом,

Вновь доставал и вновь глотал.

Он целиком прочел, наверно,

Майн-Рида, Купера, Жюль Верна,

А как-то раз им был добыт

Старик “Всемирный следопыт”.

“Хоттабыч” и “Гиперболоид”,

“Вратарь” и Саня-капитан

За ним ходили по пятам.

“А вырос - стал читать “Былое

И думы”,”Кожухов Андрей”

5

Стал другом Жениным навек

Роман про Бендера Остапа,

Гроза всех нравственных калек,

Всех проявлений идиотства

(Не зря же он не издается).

Затем, не оставляя книг,

В радиоклуб герой проник,

Наукой заниматься начал,

Жег пробки, схемы собирал,

Собрав, ловил на супера

Из-за границы передачу,

Где марш погромный громыхал

Под вопли “хайль” из тысяч хайл.

6

Ему лишь было интересно...

Он, как и мы, не понимал...

...И вот он грянул, день воскресный,

Все изменил, все поломал...

В ожесточении атаки

Рванулись на просторы танки.

Что блеск классических штыков

И пена из-под мундштуков

Пред этой оргией металла?!

И начался людей исход,

Машины двинулись и скот,

И Украина запылала,

И погибали средь огней

Мечты и счастье мирных дней.

7

На жизнь военных этих лет,

То только свой энтузиазм,

Восторг салютов, гром побед

Он вспоминает. А невзгоды,

Испытанные в эти годы,

Исчезли в памяти его:

У ней уж свойство таково.

Забыты горечь отступленья,

Хлеб, взятый за три дня вперед,

В чернилках школьных синий лед,

Очередей оцепененье -

Весь тяжкий ежедневный быт

Но и среди военных тягот,

Которым не было числа,

В нем все осознаннее тяга

К науке физике росла,

К ее раздольным горизонтам.

Он бегал в школу, бредил фронтом,

Омлет жевал, жал в поле хлеб,

А замысел все креп и креп.

И вот, медалью награжденный,

Стремясь к заветной высоте,

Он подал в Университет,

Уселся в поезд и вагоны,

Послушны зычному свистку,

Пошли в Москву, в Москву, в Москву...

9

Что за смятенье в их мозгу!

Им все тут ново, чуждо, странно:

Метро, ночные рестораны,

Реклам неоновых размах,

Афиш засилье на стенах,

Таблички”Слабость половая”,

Лотошниц у метро галдеж,

Машины, что в жару и в дождь

Асфальт водою поливают,

Толпа у театральных касс...

Едва приехав, в тот же час

Они в метро в восторге мчат,

На куполов кремлевских репки

Глазеют, мнутся и молчат,

В патриотизме страстном млея.

Затем плетутся в галерею,

В замоскворецкие места,

Глядеть “Явление Христа”.

Тоскливо смотрят на иконы,

Вздыхают на Куинджи “Ночь”,

Затем шарахаются прочь

От лживописцев современных

И возвращаются назад,

Где Репин и Крамской висят.

11

И пиджаком не по плечам,

И с сундучком, и с сапогами -

Смешон был Женя москвичам.

Но был в нем тот задор щенячий,

Тот неизбывный пыл горячий

Книг не вобравшего тома,

Что отличает нас в семнадцать...

Всех меряет на свой аршин

С колючей прямотой души,

Не научившейся сгибаться,-

Таков Евгения портрет,

Таким он был...тому пять лет.

12

Где новой жизни бьется пульс,

Где “лекции”, а не “уроки”,

Где говорят не “класс”, а “курс”,

Влетел стремглав, как муха в сахар.

С надеждой пополам со страхом,

В желании великих дел

На мир науки он глядел.

К ее наружным атрибутам -

И то почтенье он питал.

Под корешком факториал,

На полке длинноносый Ньютон

И замдекана борода

Были милы ему тогда.

13

Он массу времени терял,-

На чтенье разных Папалексий

Да на текущий матерьял:

Конспекты, практикум, задачи.

Но после первой неудачи -

Двух троек в сессию -”Плевать!” -

Решил он и закрыл тетрадь.

И перестал в году трудиться:

“Что ж я, - подумал он, - пижон?”

Своим идейным багажом

Багаж студенческих традиций

Признав, стал жить, как я да вы, -

Не утруждая головы.

14

Как жить бездумно, день за днем.

Умел пустить на газировку

Последний гривенник ребром.

Зачет - что письменно, что устно -

Умел он сдать весьма искусно.

Умел за шахматной доской

Сидеть на окнах день деньской.

А вечерком, футбольным полем

Сменив рябь шахматных полей,

Евгений за “Спартак” болел.

И воплем “Сделай штуку, Коля!”

Вдруг оглашался стадион -

Истошный, страстный сердца стон.

15

В мероприятьях групповых

(Слыхали ж это выраженье?)

Участье принимать привык.

Решили, скажем, коллективом

В кино с “Основ” сбежать ретиво

Или в Сокольники на кросс -

О Жене не вставал вопрос.

На комсомольские собранья

Он тоже честно приходил,

Садился с книжкой позади

И только при голосованьи

Глаза взводил.”За большинство!”-

Такой был принцип у него.

16

Приличий перейти порог.

“Дубину” знал и “Бригантину”

И “Баба сеяла горох”.

На танцах, правда, с грустным видом

Стоял у стен кариатидом:

Хоть танцевать он и умел,

Но с девушками был несмел

И им предпочитал мужскую

Вольноречивую семью,

Где душу отвести свою

В свою тарелку мог, - толкуя,

Волнуясь, мыслию горя,

И издеваясь, и остря.

17

“Без перцу пухнет голова!

Как корень в плоскости комплексной,

Двузначны быть должны слова”,-

Так он говаривал нередко.

В его груди дымился едко

Острот безнравственных очаг.

В его речах, в его очах

Сверкал огонь тот дерзкой мыслью.

Смешное видеть он любил,

На этом глаз себе набил

(Покамест в переносном смысле).

Шутил всегда, шутил везде

И при удачах и в беде.

18

Евгений не щадил седин,

Был непочтителен ко старшим,

Легко о них рядил - судил.

С ученым, произвольно взятым,

Себя держал он панибратом;

Был запросто к Ландау вхож,

Д.Д. не ставил ни во грош -

Был с миром на ноге семейной

(Такой подход отнюдь не нов.

Я был при том, когда Леднев

Льва одряхлевшего - Эйнштейна,

Собрав профессоров кагал,

Ногой бестрепетной лягал).

19

Их учат все, кому не лень, -

Но не жалел он красок черных

На вещи, ясные как день.

С неописуемым нахальством

Неутвержденные начальством

Он мысли в голове носил

И даже вслух произносил.

В потемках мысль его плутала.

Он, ко всеобщему вреду,

Тем самым шел на поводу

У мирового капитала.

Знать, факультетский комсомол

Работы средь него не вел.

20

Нет демократии в быту,

Что, де, на мысль надеты путы,

Мол, много лишних на борту,

Мол, спину гнут и ткач, и грузчик,

А в министерствах - толпы жрущих,

В чьих плотоядных черепах

Застыла косность черепах.

Бранил он дикость миллионов,

Культуры нашей нищету

(Меж тем, у нас ведь на счету

И Шостакович, и Леонов).

И даже смел он говорить...

Но нет, не смею повторить!

21

С ученым видом знатока

“Все это, право, тривиально”

Любил он бросить свысока.

Чтоб не сказали:”Сам банален!”,

Случалось, он порой листал.

Знал про неборновский кристалл,

Про борновское приближенье,

Про спиноры, про вириал,

И кто-то даже уверял,

Что даже плазму понял Женя,

Когда пришлось сдавать зачет...

22

Но не набор газетных фраз,

Навязших истин строй убогий.

Им был изучен едкий Франс,

Бессмертный Хульо Хуренито,

Все тот же Бендер именитый,

И разрушительный Толстой,

И Жюль Ренара слог простой,

Бальзак, гипнотизер Андреев,

Затем флоберовский Бувар

И “Модных терминов словарь”

С “Портретом Дориана Грея” -

Вот свод его любимых книг.

Чуть не молился он на них.

23

Чуть успевал поклоны класть

Спешил на лекции попасть.

Благой совет друзьям подавши -

Засесть от лектора подальше, -

Он лез наверх, как на Казбек,

И между делом вел конспект.

От дел, бывало ж, нет отбою,

И он их все встречал лицом.

Вся жизнь его была борьбою:

С утра - с мечтами о съестном,

Потом, когда поест, - со сном.

24

Бросая девственный конспект,

Слетал со своего Казбека,

Чтоб все дела решить успеть.

То развлекался свежей сплетней,

То о страде туристской летней

То лектора атаковал,

Ландау клялся и Юкавой,

А то нырял, как в водоем,

Чтоб скуку одолеть вдвоем,

Во взгляд девический лукавый

И плавал целый перерыв,

Запасы шуток перерыв.

25

Еще в столовой два часа.

Глядишь - герой в углу читальни

Опять учебой занялся.

Вот толстых книг большая стопка.

Он к верхней потянулся робко,

Открыл, зевнул, перелистал,

Захлопнул, новую достал -

И формул меченое стадо

Погнал рассеянной рукой

Лениво, строчка за строкой...

А после шел на балюстраду

Делить досуг своих коллег,

Готовить на концерт набег.

26

В консерватории зевал,

Был в клубе главным ротозеем,

Певцов в театре вызывал.

Но приобрел багаж культурный -

И театральные котурны,

Рулады оперных певцов

Забросил он в конце концов

И охладел совсем к балету;

Зато, своим друзьям под стать,

Он научился проникать

В консерваторью без билета.

Недавно - этой вот зимой -

Мы с ним там были на Седьмой.

27

Собрали мы свою семью,

Построились свиньей, сомкнули

Ряды и - дружно в толчею.

Махнул контролю в давке жаркой

Единственною контрамаркой

Один из нас...Ура! Он там!

За ним мы рвемся по пятам,

Сейчас рогатки будут смяты!

Еще один!..Еще нажим!..

Прорыв!..И мы наверх бежим,

Друзья с физфака и с мехмата.

И нас, несущихся гурьбой,

Встречает скрипок разнобой...

28

И будет, верно, в самый раз

Сказать сейчас о той печати,

Что факультет кладет на нас.

Мы все похожими приходим,

А кончишь университет -

И никакого сходства нет.

Свой интеллект - и прежде низкий

Филолог вовсе растерял,

Непримирим историк стал,

Юрист - замашками Вышинский,

Экономиста мозг разбух,

С цитат да с цифр стал, как гроссбух.

29

И сделалась уже иною

Младых филологинь краса:

Улыбка - томной, чуть хмельною,

Консерваторий завсегдатай

Давно уж стал студент мехмата,

Академичен и лохмат,

Кончает он родной мехмат.

Стал химик ярым альпинистом,

Люд с геофака всех дружней,

Биологини - всех видней;

Философ ходит, словно пристав:

Все инспектирует умы...

Но каковы же сами мы?

30

В ком индуктивный мысли склад

И сердце емкостью с фараду,

Те к нам на факультет спешат.

И этих свойств соединенье

Даст резонанс на все явленья

В эндовибраторе души.

Мы и в работе хороши,

И веселы в часы досуга,

И близок нам и бурный спорт

О микромире буйный спор,

И взлет бетховенского духа.

И мы, мехматцам не в пример,

Явь отличаем от химер.

31

Друзья! Позволю я признанье:

Как свет, как смех, как дом родной,

Люблю угрюмое созданье

Столетова на Моховой.

И мне сравнить его охота

С орлом, присевшим перед взлетом,

Который взмахом мощных крыл

Своих орлят от бурь прикрыл.

И башней - гордою главою -

Обозревает небосвод:

Куда б направить свой полет,

Куда б воспрянуть над Москвою.

И кручи Воробьевых гор

Орлиный привлекают взор.

32

Их гладкий ход от мыслей чист.

Де-шутки скучны, как Широков,

И плоски, как газетный лист.

Де и заметки в ней не метки,

Де и ошибки в ней не редки...

Но все ж с другими не сравнить:

Есть что хвалить, есть что бранить;

Не то что младшие собратья -

Сплошное серое пятно.

Будь я деканом, их давно

Распорядился бы содрать я,

На всю бездарную печать

Наклав молчания печать...

34

-К тому ж ты, брат, не Соколов!..

-Тсс! Вот он сам, собственноручно,

Прошел, шагая тяжело,

Как забеременевший страус...

И рядом, не отстать стараясь,

Приняв подобострастный вид,

Какой-то аспирант юлит...

Промчал Самарский метеором...

Прошел веселый Гвоздовер...

Вот Фридман, старый мухомор,

Идейных битв боец матерый...

Проходит Ржевкин, худ и тих...

-Куда их гонят? Сколько их?

35

По философии! - Вперед!

-Постой, а пустят? - Вход свободный!

-Вперед!.. Народ за нами прет:

Как гномы, сгорбленны, мохнаты,

Идут научные магнаты,

Творя приветствий ритуал.

Подобно стынущим планетам,

Сияя отраженным светом,

Идет толпою их вассал.

Гербами в ромбиках сверкая,

Специалистов юных рать

Идет скандала поджидать.

Идет и поросль молодая,

Наш брат студент. Мы смотрим вниз,

Делец, а с виду Арлекин;

Леднев, столпов ниспровергатель,

Тридцатилетний вундеркинд;

Д.Д. - знаток интерпретаций

Явлений с помощью трех пальцев;

Вот Власов, факультетский лев,

Слепой фанатик буквы f;

С ним рядом Саввич, спорщик ярый;

Дурак Н...в; седой Ильин;

А вот и памятника сын,

Встав пред затихшим семинаром,

Взметает вороха старья

Академически остря...

37

Садился первый пыли слой,

Науки нашей Гулливеры

Сюда являлись. Здесь порой

Столетов выступал блестящий,

И Тимирязев - настоящий! -

Его послушать приходил.

Вавилов кванты здесь ловил.

И здесь встречали дружбой жаркой

Ленгмюра, Бора, Жолио,

Из наших тоже кой-кого:

Здесь выступал отважный Марков,

Здесь Хайкин курс махистский свой

Прочел. Здесь и сейчас порой

38

Семенченко нам уши рвет,

И, речь перемежая плясом,

Свой Млодзеевский курс ведет.

Жуя мочалу, лепет детский

Здесь издает Я.П.Терлецкий;

И Соколов ввергает в сон

Тьмой формул; и добряк Самсон

Кием колотит по экрану;

И Тихонов, ученый кот,

Мурлычет; жизни всем дает

Здесь Рабинович неустанный;

И Иваненко - эрудит

По часу кряду ерундит...

39

И так легко ответ слизать,

Глядя невинными глазами

Экзаменатору в глаза.

Панурги наши, впрочем, бойки,

Неутомимо ставят тройки,

За лучшим баллом не гонюсь.

Мне мой покой и мил, и дорог,

Я не прельщаюсь суетой,

Как ты, отличник рядовой,

Ты, жалкий раб своих пятерок!

Пять лет страдай, учи, зубри,

А в госэкзамен схватишь “три”...

40

А в это время семинар

Не клал на свой язык охулки,

Грозя махизма семенам,

Идеализма пни корчуя...

А впрочем, хватит! Не хочу я

Касаться этих скользких тем...

Скажу лишь вот что: тьму проблем

Что глуп Эйнштейн, что сволочь Бор,

Что физик - не макроприбор,

А социальное явленье;

И, осветив, пошли домой.

А тьма так и осталась тьмой!

Михаил Моисеевич Бонгард (1924-1971) - известный специалист по физике зрения, распознаванию образов и другим проблемам искусственного интеллекта. Учился с автором поэмы. Погиб в горах Кавказа, возвращаясь с восхождения на вершину, вместе с выпускником физфака О.Куликовым.

Ландау - это Ландау, а Хидэки Юкава - японский физик, выдвинувший и развивший теорию мезонов.

В 1948 г. по предложению Сталина было принято решение о строительстве новых зданий МГУ на Ленинских горах. Закладка их состоялась 12 апреля 1949 года, комплекс зданий был в основном сдан в эксплуатацию 1 сентября 1953 года.

Александр Саввич Предводителев, профессор физфака, долгое время заведующий кафедрой молекулярной физики.

Борис Владимирович Ильин (1988-1964) -профессор физфака.

Семен Эммануилович Хайкин(1901-1968) - профессор физфака, бывший деканом в 1935-36 годах. Автор популярного учебника.

Анатолий Болеславович Млодзеевский (1883 - 1959), известный физик, профессор физфака, автор пятитомного “Демонстрационного курса физики”.